А тем временем Десятников намечал путь отхода. Вначале предстояло выйти к Новым Садам, которые находились юго-восточнее аэродрома, а уж оттуда в горы. Вести их должны были проводники.

   — Терещенко! Суханов! — позвал их Десятников.

Никто не отозвался. Он окликнул ещё раз.

   — Чего кричать-то? Там они остались...

Голос не объяснил, где это «там», но и без того было понятно.

Путь к Новым Садам проходил через стоянку самолётов. Где уже полыхал с десяток костров. Языки огня колебались, словно живые, и в свете пожара мелькали фигуры десантников...

Прошло двадцать минут, как первый десантник покинул самолёт, а бой на аэродроме кипел вовсю. Прожекторы погасли. Видимо, режим работы вынудил выключить их на время. Однако и без них было светло. Горели «мессеры», полыхал склад, догорал упавший на аэродром бомбардировщик.

Зенитные пушки перестали стучать, но вовсю продолжалась оглушительная пальба из пулемётов и автоматов. Бегущими пунктирами метались над землёй трассы очередей. Крякали мины, сея вокруг осколки. Глухо рвались гранаты.

Проводников не было. Находившийся рядом с Соловьёвым Гульник подтвердил, что из бомбардировщика они не выпрыгнули, остались в нем. Старшина понял, что теперь ему придётся вести десантников незнакомым путём к далёкому селению Хамишки, где их должны встретить.

   — Товарищ старшина, автомобили! — прозвучал из темноты голос.

На дороге, пересекающей путь отхода, засветили автомобильные фары: целая колонна! Из близлежащих гарнизонов спешило подкрепление. И раздавался шум моторов справа, от железнодорожной станции.

Соловьёв достал ракетницу. В небо взлетела ракета, рассыпалась на зелёные звёздочки. Вслед за ней понеслась вторая, тоже зелёная.

   — Отходить! Всем отходить!

В группе Муравьева находились Фрумин и Перепелица. Распалённые боем, они отклонились в сторону и после сигнала торопились догнать товарищей. Отходили под огнём невидимых преследователей. Над ними то и дело слышался короткий посвист пролетавших пуль.

   — Не отставай! — крикнул Муравьев и забежал за длинный сарай.

Неподалёку виднелись редкие строения, и он надеялся там оторваться от врагов. Последним отходил Перепелица.

Едва миновали крайний дом, как на пути вырос высокий, густо оплетённый колючей проволокой забор.

   — Подрывай гранатой! — распорядился Муравьев.

   — Дай-ка попробую ножом! — Перепелица вырвал из чехла нож.

   — Не мудри! — остановил его Фрумин. — Там на щите лопаты. Попробуем ими...

Он бросился к дому и возвратился с двумя лопатами. Одной перебили нижнюю нитку изгороди, второй приподняли колючую сеть.

А по ним снова стали стрелять.

   — Ползите! Я прикрою!

Перепелица отбежал от прохода, лёг, вскинул автомат.

Вслед за Муравьевым пополз Фрумин. Позади застучал автомат Перепелицы.

   — Отходи, Василий! — крикнул ему Муравьев.

   — Уходи... — послышался в ответ оборванный, потонувший в стуке автоматной очереди крик.

В группе, где находился лётчик Гаврилов, — единственный из экипажа оставшийся в живых, — было девять десантников. Выбравшись с аэродрома, они натолкнулись на пулемётчика. Гитлеровец заставил их залечь. Освещённые пожарами десантники распластались на земле, потом открыли ответный огонь. Кто-то метнул гранату, но она взорвалась, не долетев до огневой точки.

Лежавший слева сержант Михаил Типер отполз в тень. Оттуда он перебежал к канаве. Двигаясь по ней, обошёл пулемётчика. Приблизившись, достал гранату — выбрал «лимонку», ту, что даёт больше осколков, — дождался, когда пулемёт заработает, и едва тот начал очередь, приподнялся и метнул гранату.

Иван Касьянов и Александр Щербаков отходили каждый в одиночку. Касьянову удалось перейти линию фронта и добраться до своих, Александру не повезло.

Обожжённый и раненный на аэродроме, он на рассвете набрёл на дом и постучал в него. Силы совсем оставили его, болью отзывалась каждая клетка. Идти дальше не позволяла повреященная нога.

   — Кто там? — послышался из-за двери женский голос.

   — Раненый я, — ответил десантник, теряя сознание.

Не раздумывая, женщина втащила его в дом. Поплотней завесив окна, она зажгла свечу и ужаснулась: вместо лица у незнакомца была чёрная маска, обгорели веки и ноздри. Комбинезон и тельняшка в крови. Кровь хлюпала в сапоге.

С печи испуганно глядели двое ребятишек. Женщина не стала спрашивать, кто он: сама догадалась. Обмыла раны тёплой водой, перевязала, лицо, руки и шею смазала жиром. Уложила в дальней комнате. И вдруг в дверь забарабанили.

   — Марья, открывай! Слышь, стерва!

Женщина испуганно смотрела на десантника. Он стоял с автоматом. С улицы продолжали колотить.

   — Не выдашь красного, хату спалим!

Десантник рывком открыл дверь, ударил очередью. Он сражался до последнего патрона.

11 ноября 1942 года вечерняя оперативная сводка Совинформбюро сообщила о нападении десантников на вражеский аэродром. «В результате операции, — говорилось в сводке, — сожжено 13 и серьёзно повреждено 10 немецких самолётов. Отважные десантники пробрались через линию фронта и вышли в расположение своих войск».

Все сорок участников десанта были награждены орденами Боевого Красного Знамени. Пятнадцать из них — посмертно.

Переполох

Анализируя действия немецких войск в западной части Кавказа, английский военный историк Лиддел Чарт писал, что немецкое командование планировало предпринять здесь последнюю попытку наступления. Гитлер задумал пойти козырной картой, которую он так бережно хранил. В районе Крыма была сосредоточена парашютно-десантная дивизия. В целях введения противника в заблуждение её называли по-прежнему 7-й авиационной дивизией. Гитлер решил во взаимодействии с новым ударом 17-й армии внезапно выбросить десант на прибрежную дорогу от Туапсе к Батуми.

Командование рейха, уверенное во взятии Сталинграда, Новороссийска, Туапсе и Грозного, готовилось к дальнейшему продвижению вглубь России. Используя затишье, Гитлер подался в Баварию, в любимое имение Бергхоф, где, по совету врачей, проходил курс лечения и отдыха. Там же поблизости находились его военные помощники: фельдмаршал Кейтель и генерал Иодль. Делами Восточного фронта занимался Цейтцлер. Он перевёл Ставку из Винницы в Восточную Пруссию, в «Вольфшанце».

Никто не придал значения поступившему от Паулюса из Сталинграда боевому донесению, в котором сообщалось о прорыве советскими войсками немецкой обороны 19 ноября. Спохватились лишь неделю спустя, когда пришло тревожное сообщение, что вокруг 6-й немецкой армии замкнулось кольцо окружения.

Более 300 тысяч человек очутились в тисках железного кольца.

   — Немедленно в «Волчье логово»! — распорядился Гитлер. — Всем быть там!

Вылетел туда и Штудент. Увидев генерала, адъютант Шмундт пригласил его в кабинет:

   — Там рейхсмаршал Геринг и Цейтцлер. Фюрер о вас справлялся.

В кабинете шло обсуждение обстановки у Сталинграда. Докладывал начальник Генштаба Цейтцлер:

   — Войска Паулюса оказались в кольце, диаметр которого двести километров. Армия попала в абсолютную зависимость от снабжения по воздуху. Ежедневно самолётами нужно перебрасывать окружённым семьсот тонн продовольствия и боеприпасов. Полагаю, что 4-й воздушный флот Рихтгофена справиться с такой задачей не сможет...

   — Откуда вам это известно? — возразил самолюбивый Геринг. — Авиацией командую я!

   — А если так, то вы будете отвечать за обеспечение армии Паулюса всем необходимым, — заявил Гитлер. — Вы несёте ответственность за организацию «воздушного моста» с окружёнными войсками 6-й армии.

   — Будет сделано! — заверил Геринг.

   — А где Манштейн? Почему молчит? Да прибыл ли он в свой штаб?

   — Никак нет! — отвечал Цейтцлер. — Он ещё в пути. Добирается до Новочеркасска поездом.

   — А почему не самолётом?