Мать жаловалась, что стала совсем никудышной, и очень просила приехать, чтобы повидаться. Упрекала: старший сын Василий был, а ведь он тоже живёт не в ближнем краю, до Кизляра не рукой подать.

Павел Швецов служил в Грузинском гренадерском полку Кавказского корпуса. Батальон, которым он командовал, располагался в небольшом, но шумном и беспокойном местечке. Занятый нескончаемыми делами, командир третий год не имел положенного отпуска. Полковой начальник не однажды обещал вручить подорожную, но каждый раз что-либо мешало. Но в нынешнюю зиму, узнав про письмо, вдруг вызвал и приказал собираться в путь.

— Доберётесь до Тифлиса, а там по Грузинской дороге недалёк и Владикавказ.

Однако полковник не учёл, что в феврале дорога непроезжая, на ней лежат саженные сугробы. Оставался лишь путь через Дербент, Кизляр, Астрахань.

«Ну что ж! В Кизляре увижусь с братом Василием», — не пал духом Швецов и поспешил послать ему письмо с предупреждением о своим приезде. Тот служил в Кизляре полицмейстером.

Не теряя времени, Швецов отправился в путь и уже 5 февраля 1816 года прибыл в Казиюрт — небольшое местечко на реке Сулак. До Кизляра оставалось вёрст сорок. «Завтра к вечеру и доберусь», — рассчитал майор и направился к начальнику укрепления просить конвой для сопровождения.

Ехать без охраны было небезопасно. На дорогах «баловались» бандиты. Они не только грабили, но и крали людей, потом требовали за них выкуп, а то и продавали в соседние ханства либо в Персию или Турцию.

Едва Швецов заговорил о конвое, как штабс-капитан всплеснул руками:

   — И не проси, господин майор! В укреплении всего одна пехотная рота да два десятка казаков. Они никак не предназначены для охраны. За безопасность отвечают владельцы земель, по которым проложена дорога. Придётся ждать оказии.

   — Дак пойми же, капитан, меня в Кизляре брат ждёт! Он там служит полицмейстером. Неужто незнаком?

   — Как не знать? Знаю. Ладно, помогу, уважу. Будет завтра охрана. Сейчас пошлю гонцов.

Поутру в укрепление прибыло девятнадцать верховых кумыков. Их направил местный князь, через земли которого проходила дорога на Кизляр. У каждого всадника за спиной ружьё, на поясе патронташ.

Облачившись в парадный мундир с боевыми наградами, майор поспешил на встречу с братом. Не забыл о пистолетах и шашке.

День выдался погожим, тёплым. С чистых, словно промытых недавним дождём, небес, весело светило солнце. На Кавказе такие дни и в зимнюю пору не редкость. Кони шли резво, ходко, обещая к обеду поспеть к цели. Позади бойко катила коляска с вьюками и саквояжами майора.

Наконец кавалькада достигла Терека, дорога пролегала у густых камышей вдоль реки. До Кизляра оставалось вёрст пять. Предчувствуя близкий отдых, кони оживились.

Неожиданно из камышей с гиком и свистом вынеслись всадники. Выстрелив из ружей, они набросились на охрану. Нападение было столь внезапным, дерзким и стремительным, что никто не оказал им сопротивления. Тринадцать окровавленных кумыков неподвижно лежали на земле, трое с трудом защищались, ещё трое, преследуемые разбойниками, мчались к городу.

Лошадь под Швецовым была сражены первым выстрелом. Он едва с неё соскочил и, выхватив шашку, отбивался от наседавших врагов. Видимо, его, в парадном мундире и с многими наградами, приняли за большого начальника и решили схватить живым. Им это удалось. Один из них прополз змеёй и сзади ударил офицера по голове чем-то тяжёлым.

От крепости Кизляра громыхнула пушка, заставившая нападавших бежать вместе со связанным майором в камыши. Они захватили и двух денщиков офицера.

Вскоре к месту налёта прискакал отряд во главе с полицмейстером Василием Швецовым.

— Это чеченцы! — сообщили раненые. — Они захватили офицера! Скачите быстрей! Догоните!

Брат был в ярости. Столько времени не видеться — и на тебе, случилось такое!

Тут подоспел отряд из Казиюрта. Его возглавил капитан, начальник укрепления. Прислали верховых кумыкские ханы из ближних селений. Все они помчались в погоню.

К вечеру бандитов настигли. Те, поняв, что окружены, пустились в переговоры. Вышел главарь, а с ним рядом сел пленный майор со связанными руками. Тут же стоял чеченец с обнажённым кинжалом.

   — Если начнёте нападать, пленного зарежем, — заявил чеченец. — Пусть он и решит, как вам поступить, — он указал на беспомощного Павла. — Говори же!

Поняв безвыходность положения, офицер произнёс:

   — Не надо домогаться! Пусть всё свершится по воле Божьей. Моих денщиков прошу освободить, а я останусь аманатом. Уверен, что справедливость восторжествует. Прощай, брат! — Павел узнал Василия.

Отпустив одного денщика, чеченцы вместе с майором помчались в горы.

Этот захват офицера всполошил весь край. Кражи людей случались и раньше, в ожидании выкупа аманаты томились месяцами и годами в тяжкой неволе, многие не выдерживали, умирали. Немало было продано в рабство и увезено в Иран или Турцию.

Но на сей раз дело сложилось по-иному. Похитители позволили Швецову посылать письма родным, хлопотать о выкупе. Воспользовавшись этим, Павел написал матери и давнему своему начальнику генералу Котляревскому о своём нынешнем положении. Эти письма были отправлены с денщиком. Они не только попали в руки адресатов, но и были опубликованы в газетах. По всей России была открыта подписка — сбор посильных пожертвований для выкупа российского офицера.

Взносы поступали от помещиков, купцов, владельцев предприятий. Отставные офицеры и солдаты бывшего корпуса графа Воронцова, стоявшего два года назад в Париже, внесли немалую сумму. Когда в 1815 году этот корпус уходил из Франции, обнаружились долги офицеров местному населению, они равнялись почти полутора миллионам рублей. «Честь российского воина дороже любых денег», — заявил тогда Воронцов и оплатил долги из своих средств.

Не бездействовал и брат Василий. В Кабарде он собрал отряд смельчаков, чтобы напасть на чеченский аул и освободить пленного. Но об этом плане стало известно похитителям, и они перепрятали офицера.

Прежде чем посадить его в глубокую яму, хозяин по имени Идрис отобрал военную форму, взамен дал обноски с чужого плеча. На пол ямы он уложил кусок плетня и бросил изодранную овчину. Яму покрыл досками, оставив неширокую щель для воздуха и входа. Пленного неделями не выпускали из темницы.

В глухом томительном одиночестве Швецов находился более полутора лет. За это время он сотни раз вспоминал о своей жизни. Словно во сне проплывало беспечное детство, армейская служба, боевые товарищи, доблестные начальники. Он перебирал в памяти подробности не столь давних боев под Мигри, Ахалкалаками, Асландузом, Ленкоранью. Во всех сражениях он всегда служил солдатам примером, воинские дела вершил с чистой совестью и верностью присяге.

А ныне он в позорном плену, и нет никаких признаков скорого освобождения.

И вот весной 1817 года гарнизоны Кавказа облетела весть о приезде генерала Ермолова: «Алексей Петрович назначен императором Александром Освободителем наместником кавказского края!»

В ту пору имя генерала было широко известным. Его называли «грозой двенадцатого года». Сам Наполеон относился к нему с большим почтением. Ранее Ермолов бывал на Кавказе. В 1796 году участвовал в Персидском походе. Тогда он ходил в небольшом чине: капитаном командовал артиллерийской брешь-батареей. Когда штурмовали Дербент, её орудия взломали стену крепости. В образовавшийся пролом ворвались пехотные батальоны, они решили судьбу неодолимой крепости.

Главнокомандующий Зубов, которого здесь называли Кизил-Аяг, что означало Золотоногий, узнав о том, обнял и расцеловал Ермолова, наградил орденом. У двадцатичетырёхлетнего Валериана Зубова и бою под Варшавой ядром оторвало ногу. Ему сделали искусный протез, который, считали, был золотым.

Вступив в новую должность, Ермолов поспешил приехать на беспокойный левый фланг Кавказской линии, в Чечню, расположенную к югу от среднего течения Терека. Он побывал на прилегающих к Тереку землях, посетил казачьи станицы, город Кизляр. Там и узнал о майоре Швецове.